По рассказам матери Марка Блиева. Отрывок из книги "Осетия: кручина моя".
С введением в 1921 году новой экономической политики у сельчан Среднего Уруха постепенно стал повышаться материальный уровень жизни. Как и в других селах равнинной Осетии, здесь, прежде всего, принялись за обустройство своих жилищ — многие дома имели соломенные кровли, и требовалось более надежное покрытие. Чаще жители стали ездить в лес, заготавливали строительные материалы. Поскольку Средний Урух имел относительно небольшой лесоучасток, подвергавшийся интенсивной вырубке, то некоторые вторгались и в девственный лес, по-видимому, все еще принадлежавший знатному в Малой Кабарде роду Анзоровых. На этой почве между Средним Урухом и селом Анзорово (Хатутæ, Хатуей, ныне Старый Урух), традиционно состоявшими в дружественных отношениях, возникали конфликты. Говорили, что между одной из фамилий, жившей в Среднем Урухе, и семьей из рода Анзоровых, якобы, дело дошло до кровной мести. Мстители из Малой Кабарды стали устраивать засады и на кабардинской стороне леса, и на среднеурухской. Они будто бы знали в лицо своего кровника и намерены были расправиться с ним в любом месте.
В одно летнее утро Федора, старший сын Хамырза, вместе с близким родственником — подростком отправились в лес. Он распряг быков на среднеурухском участке и приступил к рубке. Но как только застучал его топор, раздался выстрел. Кабардинский мститель обознался. Он принял Федора за своего кровника и по трагической ошибке убил его. Фидаровы, влиятельные в Среднем Урухе и в Малой Кабарде, не могли понять — кто и, собственно, за что убил их родича, отличавшегося мирным характером: они не припомнили даже банальной драки, в которой бы участвовал Федора. Еще меньше поводов указать на конкретного убийцу было у Хамырза и его брата Ислама. Оба они в Среднем Урухе пользовались всеобщим уважением. Их хорошо знали и в Малой Кабарде, здесь у них были близкие друзья.
После похорон Федора к дому Хамырза подошло более двухсот мужчин из Анзорово. Хамырза и его брат Ислам приняли кабардинцев как пришедших выразить свое соболезнование по поводу Федора. Днем раньше также из Малой Кабарды приехали друзья и выразили Фидаровым свое сочувствие. Хамырза и Ислам стояли около дома, где жили Хамырза и Машо. Они заметили, что прибывшие к ним кабардинцы ведут себя несколько странно. Остановившись довольно далеко от дома, они постояли в молчании, затем от них отошел старейшина и направился к Хамырза и Исламу. Подойдя к ним близко, он, нервничая, объявил, что «все, кто с ним, — из Анзорово. Они присланы родом, к которому принадлежит убийца... Произошла несчастная ошибка... Вместо кровника убит ни в чем не повинный человек... Виновная сторона просит примирения на любых условиях...» Старейшина вернулся к многочисленной делегации. Хамырза и Ислам передали близким, здесь же стоявшим около дома, все то, о чем им только что сообщил представитель из Анзорово. Посоветовавшись, один из Фидаровых подошел к Анзоровым и ответил: «Сейчас семье и близким не до переговоров. Сообщите тем, кто вас прислал, — Фидаровы не намерены простить убийство, по каким бы обстоятельствам оно ни произошло... Вы должны сейчас же покинуть наше село...»
Всегда у Фидаровых наблюдалась одна и та же хорошо заметная особенность — они могли не ладить между собою, но стоило кому-то их серьезно задеть, не успокаивались до тех пор, пока обидчик не был наказан. Они понимали: пройдет немного времени — и к ним из Анзорово придут с предложением о примирении. Фидаровы собрались в доме Хамырза. Здесь они принялись за обсуждение своего ответа кровнику. Старшие из них не могли прийти к общему согласию. Одни предлагали отомстить сначала за кровь, а затем приступить к переговорам о примирении. Другие считали, что примирение следует обусловить выполнением горского обычая, предусмотренного в случае кровной мести. Молодые настаивали на кровомщении.
В эти обсуждения Хамырза не вмешивался. По осетинской традиции отец, оказавшийся в такой сложной ситуации, как правило, не высказывал своего собственного мнения. Мнение Хамырза выразил его брат Ислам. И Хамырза, и Ислам являлись сторонниками примирения, однако при условии соблюдения всех правил обычая.
После долгих обсуждений Фидаровы пришли к радикальному решению — сначала отомстить кровнику, а затем приступить к переговорам о примирении. Соответственно этому условию определили представителя фамилии, вменив ему в обязанность заявить анзоровцам об их принципе — отмщение убийце как путь к примирению.
Как и ожидалось, вскоре к дому Хамырза вновь явилась делегация из Анзорово. По-прежнему возглавлял ее местный старейшина. Стоит отметить: в Малой Кабарде, через территорию которой пролегала важная на Кавказе коммуникация, всегда были опытные политики, имевшие практику в области народной дипломатии. Анзоровскую делегацию встретил Ислам. Он сообщил кабардинцам о представителе Фидаровых и о том, что им будет объявлено фамильное решение. Здесь же Ислам послал молодых за старшими с приглашением на переговоры с анзоровской делегацией. Собрались не только Фидаровы. К дому Хамырза пришли также сельчане. Среди них были и такие, кто явился с оружием.
Выслушав представителя Фидаровых, старейшина из Анзорово ответил вопросом — зачем же вам охотиться на убийцу, не лучше ли, если мы приведем его к Фидаровым и они при нас с ним покончат? Но ведь каждый из нас понимает, насколько мы отдалимся от примирения. Старейшина особо подчеркнул, что его делегация свою главную миссию видит в другом — в установлении мира между двумя селами. На этом Фидаровы прервали его и объявили кабардинскую сторону виновной в подрыве дружественных отношений, сложившихся между Средним Урухом и Анзорово. Переговорщики перешли к взаимным обвинениям. Переговоры оказались под угрозой срыва. Разумно оценив ситуацию, вышел Хамырза. Он стал между среднеурухцами и делегацией из Анзорово. Это было несколько необычно. Он не должен был участвовать в прямых переговорах с анзоровцами. Все притихли в ожидании... Хамырза не брал на себя роль переговорщика. Он решил обратиться к обеим сторонам с миротворческой речью: «Среди собравшихся сельчан — одни мои родственники, другие друзья. Есть очень близкие для меня и среди анзоровской делегации. Главное для меня, как отца погибшего, чтобы ничья кровь больше не пролилась. Сегодняшнее противостояние не должно иметь продолжения. Добиться этого можно мирным способом». «Буду удовлетворен, — продолжил Хамырза, — если кабардинская сторона возьмет на себя ответственность выбрать меру наказания для убийцы по обычаю, применяемому взамен кровомщения, которая не ведет к мести, а завершает дело примирением». Говоря о горском обычае, Хамырза также отметил, что он рассматривает его «как достаточно суровую кару для человека, ошибка которого стоила жизни». Уходил Хамырза со словами: «Мне хочется надеяться, что с моим призывом к мирному разрешению нашего противостояния согласятся и среднеурухцы, и делегация из Анзорово».
Тишину нарушил кабардинский старейшина. Он выразил свою солидарность с Хамырза, заявив о готовности анзоровской стороны применить к убийце горский обычай, после наказания убийцы провести акцию примирения кровников. Фидаровы все еще спорили. Они считали, что это слишком мягкая мера наказания для убийцы. Вместе с тем им сложно было не принять во внимание просьбу Хамырза. Однако в ходе нового обсуждения среди Фидаровых также возобладало мнение о примирении. Представитель фамилии вышел к анзоровской делегации и объявил ей о согласии всех Фидаровых с предложением Хамырза. Он также сообщил о дате примирения кровников — в субботний день. Перенос кабардинской стороной даты примирения на какой-либо другой день означал бы грубое нарушение обычая. В таком случае Фидаровы стали бы считать договоренность аннулированной. Старейшина из Анзорово выразил свое полное согласие с заявлением представителя Фидаровых. Раскланявшись со среднеурухцами, он подошел к Хамырза и Исламу и выразил им свое соболезнование. Из делегации вышел к Хамырза молодой человек. Он обнял Хамырза и заплакал. Это был сын Кайсына, друга Хамырза. Кайсын болел. Он не смог приехать.
В Среднем Урухе многие имели в кабардинских селах Анзорово и Коголкино семьи, с которыми они тесно общались. В Коголкино более 70 дворов были Блиевы. Среднеурухские Блиевы рассматривали их как своих родственников. Особые отношения с Малой Кабардой сложились у братьев Хамырза и Ислама. У Ислама было семеро сыновей и одна дочь. Пятеро из них имели имена с кабардинским суффиксом «хъо» (в русской транскрипции «ко»): Фидарыхъо, Болатыхъо, Хатацхъо, Иналдыхъо, Зеналдыхъо. Естественно, поддерживая столь дружественные отношения, Хамырза и Ислам владели кабардинским языком. К знанию осетинского языка стремились и их кабардинские друзья.
Наступил субботний день. Небо над Средним Урухом выдалось хмурым. Крупное село, каким являлся Средний Урух (Быдыры-Даргавс), был в ожидании важного события — примирения двух фамилий. От того, как оно пройдет, во многом зависели отношения между осетинскими и кабардинскими семьями. Казалось, в примирении были заинтересованы все, однако опасения по поводу возможного срыва договоренности все еще сохранялись, страсти скорее разгорались, нежели утихали. Почти все взрослое население Среднего Уруха стало собираться к дому Хамырза. Большой двор заняли женщины и десяток мужчин из фамилии Фидаровых, обсуждавших детали предстоящего примирения. В центре двора установили кресло для Машо — матери Федора.
Ближе к полудню на небе угрожающе нависли грозовые тучи. Собравшиеся то и дело поглядывали на них. Кажется, ни у кого больше не оставалось никаких сомнений в том, что вот-вот начнется гроза. Особенность природных условий Среднего Уруха, расположенного между двумя лесистыми гребнями, заключается в том, что летние дождевые тучи, осев на высоких гребнях, будто застывают и не уходят до тех пор, пока не сольют свои воды.
Так уж случилось, что молнии, громовые раскаты и многочисленная анзоровская делегация слились воедино. Погодная коллизия придавала предстоящему событию особенную напряженность. Кабардинские миротворцы шли колонной, впереди выделялись старейшина и два его помощника. Метров за сто от дома Хамырза колонна остановилась. Кайсын первым подошел к Хамырза и, обняв его, занял место по левую сторону от своего друга. В определенном порядке стояли и сельчане Среднего Уруха. Впереди был старший (хистæр) села, а по обе стороны — один из Фидаровых, другой — из Мамсуровых, племянником которых был Федора. После некоторой паузы, помощник кабардинского старейшины подошел к старшему села и спросил; есть ли у него какие-либо дополнительные требования к исполнению обычая по кровному примирению. Старший ответил, что нет. Но представитель из Фидаровых напомнил, что убийцу будут сопровождать до матери погибшего двое вооруженных.
Предварительные переговоры проходили при начавшейся грозе. Ненастье усиливалось. Однако никто не пытался даже сдвинуться с места и укрыться. Лишь Кайсыну, не совсем еще поправившемуся, вынесли черную бурку. Стояла тишина, прерываемая лишь громом. В центре в черных одеждах сидела Маню, пролившая много слез в последние дни. Но в окружении женщин она выглядела спокойной. Жестокая весть о смерти сына оставила неизлечимую рану на сердце и царапины на ее лице... В субботний день на долю Машо выпало новое испытание — встреча с убийцей сына. Она еще не знала, как поведет себя при встрече с человеком, лишившим семью надежды на счастливые дни. Машо пытались укрыть от ливневого дождя, но она просила не делать этого. «Гроза — Божья отметина того, что сегодня должно совершиться», — объяснила она женщинам, ее окружавшим. За Машо постоянно следили. Многие опасались, что ее нервы не выдержат, остановится сердце при виде убийцы, и произойдет еще одно несчастье.
Тем временем на улице приступили к главному — к обрядности, предусмотренной обычаем. Двое молодых кабардинцев, держа кровника за руки, вывели его на общее обозрение. Заметно было оживление, которое вызвало его появление среди односельчан. Некоторые знали убийцу в лицо, он нередко приезжал сюда на резвом коне. Тогда никто не мог и подумать, что столь мирный человек станет мстить кому-то. Убийца был похож на пленника, которого накануне подвергли жестоким пыткам. Явно было видно, как тяжело переживал он, признав свою вину.
Со стороны Фидаровых с ружьями вышли два молодых парня. Держа стволы вниз, они направились к преступнику. Кабардинские парни отступили от убийцы, сдав его Фидаровым. С ружьями в руках, молодые из Фидаровых стояли по обе стороны виновного, ожидавшего наказания. Здесь же к тати подошел кабардинский старейшина и велел ему приступить к церемонии наказания. Между тем гроза не прекращалась. Казалось, что она все более усиливается. Убийца упал на землю, на которую низвергались дождевые потоки. Ему предстояло более ста метров ползти к матери убиенного, коснуться ее груди и таким образом получить от нее помилование.
В грязи, промокший в дождевых лужах, он производил впечатление обреченного на драматический исход. Все ожидали, что убийца, исполнив свой долг, не сможет перенести тяжкого для гордого кабардинца унижения и покончит с собой. Тать уже полз. Иногда он останавливался. Но не потому, что устал. Скорее всего, он мучился вопросом — есть ли смысл оставаться живым и продолжать свое позорное существование? Вероятно, к нему приходила и другая мысль — а простит ли его мать, похоронившая своего сына? Пытаясь дождевыми каплями промыть глаза, он видел, как брезгливо смотрели на него люди, готовые смешать его с грязью, по которой он полз. Никто так не способен восторгаться и никто так жестоко не может ненавидеть, как толпа. Несчастному досталось людское презрение. Оно вмиг обрушилось на него точно так же, как дождевые потоки на землю. В мучениях от одолевавших его переживаний, он достиг ворот дома, в котором родился и рос тот, кто стал его жертвой. Убийце прикладом ружья показали, куда ему ползти. Перед открытыми настежь воротами, он замер. Он увидел женщин и мужчин, заполнивших двор. Должно быть, бросилась ему в глаза сидевшая в центре двора женщина в траурном одеянии. У убийцы не было отца. В тот день, когда рано утром в комнату к нему вошла его одинокая мать, она также была одета в траурные одежды. Вспомнив ее, он почувствовал страдания своей матери из-за чудовищного преступления сына. Он стал рыдать и биться головой о землю. Наступившая пауза затягивалась. Один из сопровождавших убийцу потребовал от него, чтобы он полз дальше. Но здесь же подошел старший из Фидаровых к вооруженным сопровождающим. Он объяснил им, что они не имеют права вмешиваться в то, как выполняет осужденный свое наказание. В свою очередь кабардинский старейшина подослал к убийце своего помощника. Последний жестко потребовал от него продолжать ползти. Иначе — напомнил помощник — придется это же наказание понести второй раз.
Однако хорошо было видно, какой запредельный психологический стресс уже понес тать. Пытаясь двигаться дальше, он корчился, переворачивался с одного бока на другой. Наконец, преодолев самого себя, он продолжал ползти. Убийца больше не поднимал головы. Медленно двигаясь по грязи, он теперь походил на тяжело раненного человека, из последних сил боровшегося за свою жизнь.
Горцы жили в крайне трудных природных условиях. Здесь больше всего ценилась человеческая жизнь. Поэтому и выработался жестокий обычай кровной мести, в основе которого лежал принцип — «кровь за кровь». Его мог заменить обычай примирения. Но и он был безжалостным наказанием.
Самым тяжелым участком пути для убийцы оказался двор. Ему пришлось ползти по стихийно образовавшемуся людскому коридору. Это выглядело как некое окружение, готовое растоптать преступника. Здесь недалеко сидела Машо. Осязаемым становилось нервное напряжение от встречи с ней. Убийца полз медленно. Было заметно, как с каждым движением напрягалось его тело. Не поднимая головы, он плохо ориентировался. Несмотря на предупреждение, сопровождавшие прикладами ружей направляли убийцу к самому центру двора.
По мере того как приближался убийца, еще плотнее женщины окружали Машо. Они волновались за ту, на долю которой выпало тяжкое испытание.
Убийца дополз до Машо. Однако то ли сил у него не осталось, то ли окончательно сдали нервы, — он перед Машо лежал как мертвый. Нервничали женщины. В слезах была Машо. Она вела себя с достоинством. Но удержать слез не смогла. Машо не проклинала убийцу, лежавшего перед ней. Одна из женщин держала ее за плечи, периодически полотенцем вытирая слезы. Именно в этот момент напряженность обстановки достигла особого накала. Затихли люди, стоявшие на улице и собравшиеся во дворе. Наступившая тишина лишь усиливала драматизм ситуации. Машо начала нервничать. Не выдержав, она произнесла: «Убивший моего сына наказан Богом, но почему же так жестоко со мной судьба обошлась?»
Один из сопровождавших убийцу вышел на улицу. Он жестами дал понять старейшине из Анзорово, чтобы во двор последовали два его помощника. Подойдя быстрыми шагами к лежавшему тати, они помогли ему стать на колени. Они же вымыли ему лицо и руки. Так погода в обряд внесла свои коррективы. Дрожащей рукой убийца коснулся груди Машо. На кабардинском языке она произнесла: «Алъхым къихгаг» («Да простит тебя Бог»).
Кабардинские помощники старейшины помогли убийце, стоявшему на коленях, подняться на ноги и, поддерживая, довели его до кабардинской делегации.
Оставалось не менее важное — процедура примирения кровников. Анзоровская делегация со старейшиной двинулась в сторону сельчан Среднего Уруха и остановилась в трех шагах от них. Старейшина обратился к Фидаровым и Мамсуровым с просьбой отказаться от каких-либо намерений кровной мести по конкретному факту убийства, произошедшему случайно. За этим последовало ходатайство о примирении как с фамилией убийцы, так и с жителями Анзорово. Предварительно посоветовавшись с Хамырза и Исламом, ответ держал старший из Фидаровых. Он заверил, что после полного выполнения кабардинской стороной горского обычая примирения кровников у Фидаровых нет больше никаких претензий ни к убившему Федора, ни к фамилии убийцы. Старший также подчеркнул, что, как и в прежние времена, Фидаровы будут оставаться друзьями с жителями Анзорово. Более сложным оказалось другое. Старший от Фидаровых, выражая желание сельчан Среднего Уруха, просил, чтобы кровная месть из-за леса Анзоровых более не продолжалась. Тогда бы, — говорил он, — полностью устранили причину, нарушившую наши дружественные отношения.
Это было несколько неожиданно для главы кабардинской делегации. Он стал советоваться с представителями фамилии, состоявшей в кровной мести с фамилией из Среднего Уруха. Явно было, что старейшина, уговаривая, давил на своих делегатов. В конце концов, ему удалось получить согласие на полный мир между двумя селами. Старший из Фидаровых и анзоровский старейшина подали друг другу руки и тем скрепили свою мирную договоренность.
Однако для Хамырза и Машо не все так благополучно кончилось. Вскоре после гибели их сына ГПУ депортировало родителей Машо и близких родственников. Это был второй тяжелый удар по изболевшейся от страданий женщине. На глазах Хамырза и своих детей Машо стала угасать. Хамырза прилагал немалые усилия, чтобы спасти ее. Но не удалось.
Источник: magas-dedyakov